Тысяча и одна ночь Майкла Дуридомова - Страница 50


К оглавлению

50

– Боже, Мишка! Что она делает!!!

– А что? Ты разве так не делала?

– Так она ж солидная женщина! Завотделением! Райбольницы!

– И что?

– Так ее ж в кино снимают! А она сосет как…

– Белка. Их же только двое. И они делают, что хотят. Что им приятно. Что нравится. Это нормально. Разве нет?

– Ну да, наверно. Я прям не знаю, Мишка, что и думать.

– А ты и не думай. Ты вон мокрая уже. От мыслей.

– Ну не трогай! А то не досмотрю! Как ты думаешь – они в лошадки тоже там играют, как мы?

– Во втором файле, может.

Камера смартфона дрожала в отставленной вбок руке: груди женщины колыхались, спина блестела и опускалась вниз, соски терлись о ворс ковра, пальцы левой руки раскрывали губы; камера перемещалась по спине вниз, открывая взору две круглые упругие подушки гарема, на которые хотелось прилечь и забыться сладким сном. Ну давай, Люмьер, влупи ей ладошкой хорошенько!

– Мишка! Да у нее же видно все! Вот бесстыдница! Ну никогда б не подумала!

– Ну Белка, она же доктор. Просто анатомия. Женская.

– Да это не анатомия, а голая задница! Я хоть медсестра, а ты и не доктор даже! Не смотри! Закрой глаза!

– Так я же сегодня в больнице был – я пациент, она доктор, ты – медсестра: амур де труа, да и только!

– Это еще что такое?!

Господи, Майкл, ну когда ты уже засунешь свой язык в…

– Это такой технический термин, Бельчонок.

– А что он означает?

– Он означается, что я соскучился по твоей попке.

– Ну не ври, брихун ты такой! И убери руку оттуда! Еще третий файл!

В третьем файле телефон держала женщина, камера была направлена сквозь расщелину в холмах грудей вниз: бедра ее были широко расставлены, между ними двигалась макушка партнера.

– Мишка! Да она не стриженная даже! И сама себя снимает!

– И зачем это красоту стричь? Ты вот тоже пушистая. Белка.

– Ну не говори так! Развратники вы оба!

На экране телевизора прямо в камеру поднялся мужской корпус, пристроил свою главную часть меж грудей, сжал их по бокам и задвигал ею; это плавное движение перешло в резкие толчки и закончилось в опаловой лужице на смуглой коже – экран потух.

– Боже… я думала… это только мы с тобой… такие…

– Ты разочарована?

– Я обалдела совсем, Мишка. От такого.

– Ты разве раньше такого не видела? В кино?

– Так то ж актеры! В Америке! А это Анна Сергевна! Тут!

– Так и ты тоже тут, Бельчонок. Расслабься. Все нормально.

– Да как я могу расслабиться, Дуридом ты совсем!

– Ну давай я.

– Так же?

– Если хочешь.

– Не, ну конечно хочу. Будто ты не знаешь. Теперь даже и не так стыдно будет.

– Ну вот, хоть какая польза.

– Ну конечно, хоть какая! А чего это он у тебя опять торчит, как водонапорная башня?

– Первого файла хочет, Бельчонок.

– С ней?!

– Вот ты дурында какая у меня! Давай уже поработай – с обеда ждем!

– Ну ничего, подождите еще. Я сильнее хочу. Давай с третьего начнем.

– Файла?

– Слушай, Мишка.

– Что.

– Да нет, это я так.

– Говори уже.

– Нууу… может я… как она… пока ты там…

– Язычком поработаешь?

– Да нет! Третий файл!

– Как она? Ты хочешь… кино снять?

– Ну не спрашивай! Уйду щас совсем! Сам догадайся!

– Своим телефоном?

– Ну да.

– Анне Сергеевне показать?

– Вот дурак! Ну совсем Дуридом!

– А зачем?

– Нууу… не знаю. Захотелось просто. Сама не знаю, почему. Могу я захотеть что-нибудь?

– Ты можешь захотеть все, что угодно, Бельчонок.

– Правда? Так ты согласен?

– Ладно. А потом я?

– А вдруг ты телефон потеряешь?

– Да у меня три пароля и блокировка через сеть.

– Нууу…

– Не ну, а да.

– Ну, да, да! Ладно! Но только ты пееервый!

– Договорились.

– Правда? Ты согласен… быть… у меня в телефоне… там…

– Да мне только приятно будет. Может, вспомнишь когда-нибудь, посмотришь.

– И ты не боишься, что я кому-нибудь покажу?

– Белка.

– Что.

– Мы же верим друг другу. Нет?

– Ну да.

– Давай договоримся: это только для нас двоих. Навсегда. И можем делать все, что хотим. Идет?

– Ладно. Так я беру телефон?

– Погоди.

– Ты что – передумал уже?

– Нет. Помнишь, тебе сон снился?

– Какой?

– Про торт.

– Помню. Стыдный совсем.

– Давай твоего бельчонка тортиком накормим.

– И снимем?! Я?! И оставим?!

– Ну да. А потом ты. Крем со сливками будешь?

– Ну Мишка, ну это стыдно!

– Но вкусно.

– Нууу… вкусно.

– Так ты согласна?

– Нууу… ладно. Но только я первая!

– А попку намажем кремом?

– Ну убью тебя щас!!!

– Потом?

– Ну не приставай, Мишка! Много сладкого – вредно!

– Ладно. Растянем удовольствие.

– Нууу… посмотрим. Как ты себя будешь вести.

– Я буду героем! Хоть каждый день на балконы буду прыгать!

– Герой ты мой любимый. Не надо тебе по чужим балконам лазить. Иди уже за тортиком.

– Ладно. Раздвинь ножки пока. Я мигом.

1000 and 1 Nights of Michael Duridomoff
Сказка для взрослых

Михаил толкал перед собой тележку и смотрел на полки с продуктами в супермаркете. Кетчуп взяли, горчица французская, батон, сахар, масло, сосиски баварские, сладкого надо чего-то Белке купить. И фруктов. На полке с кондитерским счастьем он выбрал разных вафель, печенья, орешков, конфет-смокталок и увидел круглую банку, сердце екнуло. «Халва восточная, 500 г.» По торцу шла надпись: Рязанский завод кондитерских изделий им. Карла Маркса, употребить до. На крышке в небо над Багдадом устремлялись груди куполов мечетей и фаллосы минаретов. Такую банку всегда приносил ему Дуридомов-старший после получки, ерошил волосы и дышал в лицо свежей водкой. Давно это было. Надо молока к ней взять.

50