– Мишка! Ты сам Страшный Человек и есть! Теперь мне захотелось. Но я боюсь.
– Ну давай просто выйдем – постоим. Снимай полотенце.
– Одну минутку?
– Да.
– Ладно. Только выключи здесь свет.
Михаил выключил в комнате свет и нашел девушку по силуэту, провел рукой по бедру – полотенца уже не было, обнял ее за талию и увлек на балкон; Белка на цыпочках подошла к загородке, прикрывая ладонями груди, и посмотрела вниз: редкие фонари освещали пустынную улицу. Он подошел сзади, положил руки ей на плечи – девушка вздрогнула, – и зашептал ей на ухо.
– Ну как ты, Бельчонок? Не холодно? Что-то у тебя мурашки по коже бегают, и шестка дыбом встала. И соски твердые. А что там у тебя делается. О, да у тебя все правильно там делается.
– Ну Мишка! Мы же только постоять вышли! Ну перестань меня трогать!
– Мы и постоим просто – втроем.
– Вот ты бесстыдник какой! И он тоже! Надулся тут сразу на мою голову.
– Да это он не на голову – на попку.
– Вот вы подлецы оба! Вам бы только надругаться. Над бедной девочкой. На балконе.
– А она не хочет?
– Да она так хочет, что я уже и стоять не могу.
– Ну и хорошо. Наклонись больше. Раздвинь немного ножки. Мы туда зайдем. И постоим. Все, как я обещал.
– Ну да – постоят они. Давайте работайте! Тихо только.
– Да мы тихонько так.
Михаил двинул руки вниз, взялся за бедра девушки и медленно потянул их на себя, она опустила голову на руки, лежавшие на перилах балкона, выгнула спину и стала двигаться вперед-назад, поднимаясь на носки, опускаясь и тихонько постанывая.
– Минутка прошла, Бельчонок. Пойдем?
– Ну убью тебя щас! Давай!
– Ну на тебе, лошадка ты моя буйная, – Михаил отпустил бедра, уперся в них локтями, а ладонями поймал колышущиеся груди Белки и пальцами сдавил соски.
– Ооой, Мишутка, ну хватит тут, давай внизу еще… да… сильней… там у меня… Страшный Человек поселился… поймай его… за нос.
– Так это его нос? А я думал, что это… язычок… твоего… бельчонка.
– Ну не говори! Сдави его немного… ууух… пусти… все уже…
Белка выпрямилась, развернулась, стиснула руками шею Михаила и впилась ему в губы своими, – она переступала с ноги на ногу и прижималась низом живота к его бедру, терлась об него, обнимала ногами, пока не охнула.
– Еще раз! Ох и сильно как! Оххх… А ты еще нет? – девушка присела на корточки, – давай я его… вишенками моими накормлю… ты же любишь… я знаю… вот… вижу, что любишь… будут теперь у меня… пирожные… с кремом… нууу… ну вот… давай… размажь сам… Ой! Идет кто-то!!!
Белка вскочила и рванула в комнату, с разбега прыгнула на диван и распласталась на спине, раскинув руки и ноги. Михаил зашел следом и присел на край дивана, положил руку на колено девушки и поднял ее по внутренней стороне бедра – она сдвинула ноги и согнула их в коленях.
– Все! Больше не получишь! Я наелась!
– Ну ложись на животик тогда.
– А ты что будешь делать.
– Нарисую на тебе карту.
– Какую.
– Твою. Старому пирату нужно же знать, куда плыть. Чтобы спасти мир.
– На спине нарисуешь?
– На попке.
– Ну Мииишка! Противный ты пиратище!
– Ну ты же хочешь быть принцессой.
– Шведской?
– Нет.
– А какой.
– Моей. Персональной. Единственной.
– Единственной, говоришь?
– Ну да.
– Ладно. Что с тобой делать. Так и быть. Рисуй уже.
Михаил стоял перед дверью своей квартиры и хлопал себя по карманам в поисках ключей – ключей не было: телефон был, зажигалка была, а ключей не было нигде. Черт, у Тимки выпали, что ли. Вроде и пива не много выпили. Он набрал номер Тимура.
– Слышь, брат, а глянь там у себя вокруг кресла – не могу ключи свои найти. Уехал уже? К Дашке? Вот, блин, придется и мне. Да, Белка дежурит. Тащиться туда охота как голодному… ну ты понял. Ладно, бывай.
Надо Белке звонить.
– Привет, Бельчонок. Спасаешь народ? Никого нет? Скучаешь? К сессии готовишься? Умничка. Не ел ничего – не могу домой попасть. Ключи где-то вытряс. У Тимки может. Да он уже к Дашке умотал. Придется к тебе ехать. Какая улица? Вязов, 13? Какая, говоришь, маршрутка? А там? Ладно, язык до Киева доведет. Что? Что я забыл в Киеве? Языком?! Девушка? Нет. Нет у меня никакой девушки, у меня там дядька. Как какой – у которого бузина в огороде. Да я тебе зубы не заговариваю. У меня, кстати, зуб разболелся. Ладно, еду.
Михаил вышел на улицу, уже почти стемнело, на остановке никого не было, он закурил и стал ждать маршрутку – не было ее минут двадцать. И ехать было минут двадцать. Музыку слушать не хотелось – поднывал зуб, легонько постреливал на ухабах. Включились редкие фонари. Остановка была у самой больницы, трехэтажное кирпичное здание сталинской постройки встретило его мертвыми глазницами темных окон – только в одном, на втором этаже, горел свет. Вывеска под грязным стеклом торжественно возвещала: «Мухосранская районная больница. Поликлиника». Дверь была закрыта. Черт, надо со двора.
Во дворе света не было, Михаил с трудом нашел вход и зашел. За столом сидела бабушка – божий одуванчик.
– Закрыто.
– Мне Бэлу Бурлакову надо повидать.
– А Вы ей кто?
– А я ей конь в пальто, – без спроса вырвалось у Михаила.
– Кто?
– Брат родной. Двоюродный то есть.
– А пальто где?
– В гардеробе оставил.
– Да он не работает. Сопрут.
– Да оно старое – не жалко.
– Так Вы брат?
– Брат.
– Похожи.
– Да. Мы с ней ужасно с детства похожи. Особенно в темноте.
– А че вы в темноте делаете?
– Нууу… мало ли что. Плюшками балуемся. Туда-сюда.
– Вот, вся вы молодежь такая.