– Ну вот ты в детстве конфеты из буфета потихоньку от мамы таскала?
– Откуда ты знаешь.
– Да я спросил просто. Все таскают. Боялась, что мама накажет?
– Дааа.
– А конфета от этого вкусней не становилась?
– Наверно. Стыдно было, но так хотелось.
– Ну вот.
– Что вот.
– Ты перебарывала страх и стыд, и от этого было ещё вкусней. Когда ты отпускаешь себя, стряхиваешь то, что тебя сковывает изнутри, делаешь то, что хотела сделать, но боялась или стеснялась, ты становишься немного свободней, чем раньше, и от этого испытываешь… радость, иногда даже и…
– Но я никогда не хотела, чтобы ты меня… при ком то…
– Ты просто не думала об этом. Ты не знаешь всех своих желаний. Но это не значит, что в тебе их нет.
– Так значит, ты меня знаешь лучше меня самой.
– Выходит, что лучше.
– Какой ты у меня умный, Мишка. А ты не можешь сказать, что я ещё хочу, но стесняюсь, чтобы я…
– Нет, Бельчонок.
– Почему.
– Всему своё время. Давай собираться, погуляем до ужина.
Белка выгнала Михаила на балкон покурить и полчаса чем-то шуршала, потом позвала его. Волосы её были подняты вверх и заколоты в высокий узел, только перед ушами спускались два завитых локона. На ней было серое эластичное платье в обтяжку, отливавшее перламутром, оно оставило открытыми плечи, сверху держалось на торчащих сосках, почти все ноги были голые. Завершали наряд босоножки из серебристых полосок на шпильках.
– Если я вот так пойду.
– Тебя сразу же украдут.
– Смеешься.
– Если бы ты была совсем голой, я бы тебя меньше хотел.
– Так тебе нравится платье.
– Мне нравишься ты в этом платье. Ты как конфета в блестящей обертке. В буфете.
– Так тебе хочется меня стащить? Из буфета.
– Мне так хочется с тебя его стащить, что лучше выходи скорей, а то мы пропустим все на свете.
Уже вечерело, они шли по ярко освещенной Soho Square, Белка согнула левую руку Михаила и держала ее двумя своими, шпильки ее громко цокали по тротуару.
– Мишка, у них тут Новый год, что ли.
– У них тут каждый день Новый год.
– А что это за телефонные будки такие – красные.
– Это же Сохо – под Лондон сделано. Вот, смотри – Черчилль сидит.
– А это кто.
– Премьер-министр у них такой был.
– Был? Уволили уже?
– Да он умер уже.
– Опять издеваешься над бедной девочкой. Как же он может сидеть, если умер.
– Да он бронзовый сидит. На бронзовой скамейке. Смотри – с сигарой. Садись рядом, я тебя пощелкаю.
Белка наконец увидела, уселась рядом, закинула ногу на ногу и томно положила голову Черчиллю на плечо.
– Давай теперь я тебя.
– Не, я лучше с Мэрилин Монро. Вот она.
– А чего это у нее платье задрано.
– Ветер.
– Мишка, ну какой ветер – она же бронзовая.
– Белка, у тебя и без ветра больше видно, чем у нее. А я совсем не бронзовый… так что смотри…
– А давай мы тебе сигару купим.
– Зачем.
– Ну… она такая длинненькая. Мне нравится.
– Что-то тебя сегодня на длинненькое тянет. Давай лучше мы тебе мороженое купим. Эскимо. На палочке.
– Давай!
Зазвучала музыка, и в небо из центра фонтана взвилась струя воды, упала, по кругу поднялись другие: они двигались в такт и подсвечивались разноцветными огнями.
– Мишка! Как красиво! Я такого никогда не видела!
– Это в честь твоего дня рожденья.
– Правда?! А как они узнали?
– Ну, у тебя же в паспорте написано.
– Точно! Класс! А ты можешь меня щелкнуть, а то девчонки не поверят, что такое бывает.
– Ладно. Пошли теперь еще походим, а то ужин пропустим.
Рестораны сменялись магазинами, витрины притягивали к себе девушку магнитом, она удержала Михаила под вывеской «Ali-Baba Jewelry», под ней витрина полыхала радугой драгоценных камней и золотых украшений.
– Мииишка! Давай зайдем! Посмотрим хоть.
– Конечно, маленькая. Тебя хлебом не корми…
Магазинчик был небольшой, но ярко освещенный; за прилавком стоял пожилой египтянин, он поздоровался с ними по-русски.
– Что пожелаете? У меня есть все, что нужно такой красивой девушке. Вчера пришла новая партия жемчуга из Каира.
– А можно, мы посмотрим?
– Конечно. Можно и примерить. Вам нравится жемчуг?
– Очень нравится! Он такой… нежный.
– И подойдет к Вашему платью. Вот интересная подвеска.
Хозяин достал с витрины подвеску на цепочке в виде причудливой спирали, похожей на скрипичный ключ: она была сделана из белого и желтого золота, грани ее были ребристыми, преломляли свет и разбрасывали блики вокруг, внутри дрожала жемчужина величиной с крупную горошину. Он знаком развернул девушку и застегнул цепочку на ее шее. Белка порозовела от удовольствия и закрутилась перед зеркалом.
– Правда, красиво, Мишка?
– Тебе очень идет.
Египтянин внимательно следил за глазами девушки, не упуская из виду и Михаила.
– К этой подвеске у меня есть изумительные серьги, – он достал из ящика под витриной пару сережек висюльками с каплями жемчужин на конце. – Примерьте. В углу есть хорошее зеркало. Как это – триляж? Проходите.
Белка поцокала в угол, а Михаил спросил:
– И сколько они стоят?
– Для такой красавицы никаких денег не жалко – нет? Если возьмете и подвеску – будет хорошая скидка – только сегодня. Дешево отдам! Вы так дешево нигде не найдете – хоть в Каир поедете.
В углу Белка крутилась перед зеркалами, поворачивалась сама и поворачивала боковушки трельяжа, приподнимала ладонями свои конические девичьи груди, улыбалась, хмурилась, делала надменное лицо, вертела головой и, в конце концов, стала совсем пунцовой от возбуждения, оторвалась от зеркала, тяжело вздохнула и вернулась к витрине. Хозяин был к этому готов.